Командир и штурман - Патрик О`Брайан

Дружно враз,

Ну-тка взяли

Много раз.

Поджавший по-турецки ноги дудочник, забравшийся на шпиль, вынул изо рта флейту и негромко пропел сольную партию:

Капитаншу Харт спросил:

«Кто нам простынь оросил?»

А она ему в ответ:

«То от скрипочки привет!»

Затем вновь послышался исполняемый на низких тонах ритмический припев:

Есть мудак у нас один,

Одноглазый сучий сын…

Джеймс Диллон ни за что не разрешил бы такое пение, но мистер Далзил не понимал намеков, и песня продолжала звучать до тех пор, пока якорная цепь, поднявшая зловонный ил со дна бухты, не оказалась уложенной в якорный ящик и экипаж «Софи» не поставил кливера и не стал брасопить фор-марсель-рей. Шлюп оказался на траверзе «Амелии», с которой не виделись после боя с «Какафуэго», и мистер Далзил тотчас заметил, что на вантах и пертах фрегата выстроилось множество моряков — все в головных уборах, — смотревших на «Софи».

— Мистер Бабингтон, — произнес он негромко, боясь ошибиться, поскольку наблюдал такое зрелище впервые, — сообщите капитану, сославшись на меня, что «Амелия», как мне кажется, собирается приветствовать нас.

Джек Обри, щурясь от яркого света, вышел на палубу в тот момент, когда с расстояния двадцати пяти ярдов раздался первый возглас «ура», потрясший воздух. Затем раздался свист боцманской дудки, и вновь грянуло «ура». Джек Обри и его офицеры стояли навытяжку, сняв треуголки, и, как только стих могучий рев, прокатившийся эхом над водами гавани, командир «Софи» воскликнул:

— Трижды «ура» экипажу «Амелии»!

И моряки «Софи», хотя все были заняты на судовых работах, порозовевшие от удовольствия, ответили, как и подобает героям, вложив в свое приветствие все свои силы, потому что знали, что такое хорошие манеры. После этого на «Амелии», давно оставшейся за кормой, раздалась команда: «Еще раз „ура“!» , и послышался сигнал боцманской дудки.

Приятно было услышать столь красивое поздравление, однако в сердцах моряков «Софи» остался неприятный осадок, и они не переставали твердить: «Верните нам наши тридцать семь дней». Слова эти звучали как лозунг или боевой клич, раздававшийся в твиндеках судна и даже на палубе, когда кто-то осмеливался их произнести, и чем чаще они звучали, тем меньше было в моряках рвения к службе, и в последующие дни и недели они чувствовали себя хуже некуда.

Непродолжительное пребывание в гавани Магона особенно плохо сказалось на дисциплине. Одним из признаков превращения команды в пороховую бочку было нестрогое соблюдение субординации. К примеру, капрал судовой полиции позволил раненым, вернувшимся к своим обязанностям, пронести на шлюп в бурдюках и пузырях испанский коньяк, анисовку и бесцветное зелье, именуемое джином. Пили не только матросы и в их числе старшина марсовых, но и оба помощника боцмана. Джек Обри разжаловал Моргана и, выполняя старую угрозу, на его место назначил немого нефа Альфреда Кинга — немой помощник боцмана с руками богатыря наверняка будет нагонять больше страху.

— Кроме того, мистер Далзил, — сказал капитан, — наконец-то мы установим настоящую решетку возле трапа. Порку у шпиля они не ставят ни в грош, и я намереваюсь покончить с этим окаянным пьянством, чего бы это ни стоило.

— Правильно, сэр, — отозвался лейтенант и после непродолжительной паузы добавил: — Уилсон и Плимптон признались, что они очень расстроятся, если их будет пороть Кинг.

— Еще бы они не расстроились. Я искренне надеюсь, что порка образумит их. Вот для чего они будут выпороты. Они же перепились, разве не так?

— Были в дымину пьяны, сэр. Сказали, что был День благодарения.

— Какое тут к черту «благодарение»? Да еще и «Какафуэго» продали алжирцам.

— Они из колоний, сэр, и, по-моему, в их краях это событие празднуют. Однако они возражают не против порки, а против цвета кожи того, кто их будет пороть.

— Вот как, — отвечал Джек. — Я назову вам имя еще одного человека, которого выпорют, если такое будет продолжаться, — продолжал он, выглядывая в окно каюты. — И человек этот — шкипер окаянного пакетбота. Выстрелите в его сторону, мистер Далзил, будьте добры. Выстрелите картечью рядом с кормой и велите ему сохранять дистанцию.

Злополучному пакетботу доставалось с тех пор, как он покинул Магон. Его шкипер рассчитывал, что «Софи» направится прямо в Гибралтар, держась подальше от побережья — привычных маршрутов каперов, — и, естественно, от береговых батарей. Но хотя, несмотря на все улучшения, «Софи» не стала порхать над волнами, тем не менее она была способна идти вдвое быстрее, чем пакетбот,-как круто к ветру, так и на полных курсах. Поэтому шлюп, пользуясь преимуществом в скорости, шел вдоль берегов, заглядывая в каждую бухту и дельты рек, вынуждая пакетбот держаться неподалеку мористее и пребывать в состоянии страха.

До сих пор, действуя наподобие ищейки, «Софи» не добилась ничего, кроме непродолжительных обменов выстрелами с береговыми батареями, поскольку приказ, отданный Джеку, запрещал преследование неприятельских судов и по существу не позволял захватывать призы. Но это «по существу» не имело большого значения: действие — вот к чему стремился Джек Обри. Он был готов отдать все что угодно за боевое столкновение с судном приблизительно одних с «Софи» размеров.

С этими мыслями он поднялся на мостик. Дувший с моря бриз терял свою силу всю вторую половину дня и теперь лишь изредка испускал судорожные вздохи. Хотя шлюп по-прежнему имел ход, пакетбот почти стоял на месте из-за безветрия. Высокий бурый скалистый берег по правому борту тянулся в северном и южном направлении. По правому траверзу, приблизительно в миле от «Софи», в море выдавался небольшой мыс, на котором возвышались руины мавританской крепости.

— Видите этот мыс? — спросил его Стивен, смотревший на берег, держа в руке открытую книгу и прижимая большим пальцем отмеченное место. — Это Кабо Роиг, береговая граница каталанского языка; Ортуэла находится немного в глубине материка. После Ортуэлы вы уже больше не услышите каталанского. Там Мурсия, где говорят на варварском жаргоне андалузцев. Даже в селении за мысом говорят на каком-то тарабарском наречии. — Хотя во всех остальных отношениях Стивен был совершенным либералом, мавров он не переносил.

— Так вы говорите, что там имеется селение? — оживившись, спросил Джек.

— Скорее деревушка. Вскоре вы ее увидите. — Наступило молчание, шлюп тихо скользил по неподвижной воде, и ландшафт стал незаметно меняться. — По сообщениям Страбона, древние ирландцы считали для себя честью быть съеденными своими родичами. Такого рода погребение сохраняло душу в семье, — добавил он, взмахнув книгой.

— Мистер Моуэт, будьте добры, принесите мне подзорную трубу. Прошу прощения, милый доктор, вы мне что-то говорили о Страбоне.

— Можно сказать, что это не более чем Eratostenes redivivus[57], или следует сказать — заново отредактированный?

— Как вам будет угодно. Какой-то малый скачет во весь опор по вершине скалы рядом с крепостью.

— Он скачет в деревню.

— Так оно и есть. Теперь я ее вижу, она открылась за скалой. Вижу и кое —что еще, — произнес он как бы про себя.

Шлюп продолжал скользить по воде мелкой бухты, которая плавно поворачивала, и тотчас показалась группа белых домов, сгрудившихся на берегу. На некотором расстоянии, в четверти мили к югу от них, на якоре стояли три торговых судна: два хуарио и пинка — небольшие по размеру, но до отказа нагруженные.

Еще до того как шлюп стал приближаться к ним, на берегу поднялась невероятная суматоха. Каждый из тех, у кого была подзорная труба, увидел снующих людей, шлюпки, спешно направляющиеся к стоящим на якоре судам. Вскоре можно было разглядеть матросов, бегавших взад — вперед по палубе; над поверхностью вечернего моря разносились их жаркие споры. Затем послышались ритмические возгласы: матросы выхаживали на шпиле, поднимая якоря. Отдав паруса, они мигом кинулись на берег.

Джек Обри посмотрел на сушу изучающим взглядом: если не поднимется волнение, то ничего не стоит оттащить суда от берега, что упростит задачу как ему самому, так и испанцам. Разумеется, в отданных ему распоряжениях ничего не говорилось насчет захвата неприятельских судов. Однако неприятель жил за счет каботажной торговли: дороги были отвратительны, доставлять сыпучие грузы на мулах было неразумно, не говоря об использовании фургонов, что особенно подчеркивал лорд Кейт. Его долг состоял в том, чтобы захватывать, сжигать или топить неприятельские транспортные средства. Члены экипажа «Софи» внимательно смотрели на капитана: они прекрасно понимали, что у него на уме, но они также превосходно знали, какие ему даны инструкции — не крейсерство, а строгое выполнение конвойной работы. Смотрели так пристально, что забыли перевернуть песочные часы. Джозеф Баттон, морской пехотинец, в обязанности которого входило переворачивание рассчитанной на полчаса склянки, едва она опоражнивалась, ударяя при этом в рынду, был отвлечен от созерцания лица капитана Обри толчками, щипками, приглушенными криками: «Джо, Джо, очнись, Джо, жирный ты сукин сын!» — и наконец голосом Пуллингса, рявкнувшего ему в самое ухо: «Баттон, переверни склянку!» .